— Ну и история! — взорвался Люк. — Значит, когда ваша сестра отравилась, вы ничего не предприняли, но едва доктор пришел с анонимным письмом, тут же начали действовать?
Лоуренс его игнорировал.
— Такое я читал впервые в жизни, — пояснил он Кэмпиону. — Необычная язвительность письма произвела на меня большой психологический эффект. Я был заинтригован. Не знаю, испытывали вы когда-нибудь подобное?
Кэмпион его прекрасно понимал и следующий вопрос задал едва не виноватым тоном.
— И в результате пришли к выводу, что писала их ваша племянница?
Лоуренс отвернулся.
— Если вы подслушали наш с ней разговор, то сами знаете.
— У вас есть какие-то доказательства?
Теперь он явно занервничал.
— Уважаемый сэр, мои поиски — мое личное дело. Вряд ли я стану их результатами делиться с вами, тем более, что они касаются нашей собственной семьи.
Кэмпион немного помолчал.
— Я все-таки хочу напомнить вам, что в процессе созревания встречаются определенные проблемы.
Лоуренс перестал сердиться, словно наплакавшийся ребенок, и с интересом спросил:
— Вы так считаете?
Кэмпион сохранял серьезный вид.
— У молодых всегда свои загадки, — заметил он. — Даже если со временем нам кажется, что мы прекрасно разбираемся в людях, они остаются загадкой.
Больше Люк выдержать не мог.
— Но причем тут это?
Ответил ему Лоуренс.
— Говоря коротко, когда я утвердился во мнении, что написать письмо мог только член семьи, то заинтересовался особой, которой почти не знаю. Я заметил, что у нее есть что скрывать. — Лицо его исказила гримаса отвращения. — Тогда я не знал, что именно.
— И кто открыл вам эту страшную тайну? — саркастически ухмыльнулся Люк. — Наверняка капитан.
— Да. Я разговаривал с ним на другую тему, и вдруг он рассказал мне все. Без экивоков. Я не поверил, но попросил, чтобы он взял меня в больницу, где лежит этот бездельник, и там… там мы застали Клитию.
Он глянул так, словно от одного воспоминания ему сделалось плохо. Еще раз Кэмпион взял инициативу в свои руки.
— Не понимаю, почему подозрения вы ограничили родными.
— Но это совершенно очевидно. — Лоуренс встал, роняя бумаги и книги и ломая длинные тонкие пальцы. — Я много раз думал об этом. Автор упоминает про такие вещи, которые известны только нам. Вот у меня тут… — он постучал по комоду, стоявшему в нише окна. — Где-то тут копия письма на всякий случай…
Лоуренс слишком сильно дернул ящик, и масса бумаг вывалилась на пол.
— Да не ищите, — Люк явно был сыт всем по горло. — Я знаю его на память.
— В самом деле? — Лоуренс беспомощно смотрел на развал.
— Могу процитировать хоть сию минуту, — убежденно заверил его инспектор. — Во всяком случае первую часть. И не припоминаю ничего серьезного.
— Там было про цветы, — Лоуренс, явно нервничая, шагнул к нему. — Вы помните? Масса клеветы в адрес доктора, обвинений его в «потворстве мерзкому убийству», дальше было написано: «катящиеся лилии сказали бы каждому, но не глупцу».
Страсть, с которой он процитировал эти слова, выдала все его возбуждение. В его шкале ценностей такое насилие над основами логики было тяжким грехом.
Люк явно заинтересовался.
— Припоминаю. А когда «покатились» цветы?
— Перед самыми похоронами, когда в холле собрались только домашние. Никого постороннего не было. Даже гробовщик с сыном еще не пришли.
— Видимо, лилии были в венке? — предположил Кэмпион, почувствовав, что история снова буксует.
— Разумеется. — Видно было, теперь Лоуренс хочет все объяснить поскорее. — Понимаете, кто-то прислал венок, не из наших. Мы не можем себе позволить таких расходов. Разве что тот актер Грейс, который проводит столько времени с нашей милейшей мисс Рапер. Кто-то прислонил венок к стене на площадке лестницы. Утром в день похорон почти все собрались в гостиной. Ждали Боулсов. Я ехать не собирался, нужно было закончить дела.
Но сестры сочли, что приличия нужно блюсти. Собрались все, даже та престарелая нимфа, которая помогает мисс Рапер, когда вдруг неизвестно почему венок вдруг покатился по ступеням, рассыпая лепестки. Всего лишь нелепый инцидент, но помню, что служанка даже вскрикнула. Мисс Рапер подбежала и поймала венок.
— И что потом она с ним сделала? — Чарли Люк слушал со смесью подозрительности и надежды, как он обычно воспринимал неправдоподобные истории.
— Э-э… Положила на кресло. Разумеется, он немного пострадал. Когда процессия тронулась, лежал на гробе. — Он пожал плечами. — Кажется, пустяки, но теперь о нем вспомнили в письме. Именно это меня поразило. Эти мерзкие письма писал один из нас. Чистое безумие.
Его передернуло, в глазах застыла боль беспомощности.
— Это ужасно.
Люк сохранял спокойствие.
— Мне кажется, мисс Уайт тут ни при чем, — заметил он. — Вы знаете, как расходятся слухи. Кто-то из ваших рассказал про венок, так и пошло.
Лоуренс вдруг побагровел от возмущения и гнева.
— Вы хотите сказать, что Клития и тот мерзавец писали вместе?
— Нет, не хочу. Почему вы так ополчились на вашу племянницу? Ведь против нее нет ни малейших улик. Любой мог рассказать кому угодно. У той же служанки могла быть тетушка, которая вздумала писать эти письма. Мисс Рапер могла рассказывать об этом в очереди за мясом…
— Никогда не поверю, мисс Рапер не сплетница.
Чарли Люк глубоко вздохнул, но спорить не решился.
Вместо того он вдруг спросил:
— А почему вы следили за капитаном Ситоном позавчера во втором часу ночи?
Но если он рассчитывал застать Лоуренса врасплох, то ошибся.
— Просто невозможно было удержаться, — скрипучий голос был совершенно спокоен. — Услышал, как кто-то выскользнул из дома и решил, что это Клития. Пришло мне это в голову потому, что именно в тот вечер мы поссорились. Вернулась ли она домой, я не знал, и когда по просьбе сестры прокантропил ее комнату, то убедился, что она дома. И очень обиделась.
— Говоря «прокантропил» вы, видимо, имели в виду, что заглянули к ней, — торопливо предположил Кэмпион, видя, что лицо Люка стремительно мрачнеет.
— Ну конечно, простите. Это семейная присказка, которой вы можете не знать, хотя она фигурирует в «Избранных отрывках», в третьем издании. Монингтон Каунтроп был родственником отца нашей матери. Вот послушайте: «Архиепископ Каунтроп, потеряв очки, ответил на просьбу жены взглянуть в зеркало: „Не могу, ведь даже если посмотрю, то ничего не увижу“. — „Но если не посмотришь, — ответила жена, — то, уверяю, никогда их не найдешь, поскольку они-то на тебе“». — и он закрыл книгу, довольно пояснив: — Мы всегда считали это весьма забавным.
Кэмпион покосился на Люка, довольный, что хотя бы это прояснилось. Инспектор не сводил с Палинода тяжелого непроницаемого взгляда.
— Так вы решили, что мисс Уайт вышла из дома.
— Я так считал. — Лоуренс с сожалением отложил книгу. — Пошел следом, но мне не слишком повезло. — Он самокритично усмехнулся. — Видите ли, я в темноте практически не вижу. Должно быть, ужасно глупый был у меня вид, когда я наконец вернулся и оказалось, что это капитан Ситон вышел опустить письмо в ящик.
Люк вздохнул.
— Вы не видели, Ситон никого не встретил на улице, возле ящика?
Лоуренс снова усмехнулся.
— Я вообще никого не видел.
— Он сам сказал вам, что ходил опустить письмо?
— Нет, я просто так подумал. Когда я остановил его в холле, он только бросил, что он не Клития.
— Когда вы получили от него записку, оставленную ему вашей сестрой Рут? — Слова эти произнесены были очень спокойно, но результат произвели ошеломляющий: Лоуренс Палинод резко отшатнулся, запутавшись в собственных ногах, и чуть не потерял равновесие.
— Кто вам сказал? — спросил он в ужасном возбуждении. — Ах да, понимаю, письмо. Потому, собственно, я сегодня и взялся за Ситона. Подумал, это он сказал об этом Клитии, если она писала эти ужасные письма. — Говорил он сбивчиво, руки дрожали. — Тут сказано, что я его ограбил. Просто смешно. Ведь я дал ему уйму денег, целых пять фунтов за что-то там, не помню названия….
— Какие-то южноафриканские акции? — Люк старался держаться как можно безразличнее.
Лоуренс взглянул на него, как на ненормального.
— Не думаю. Помню только, что акции были какой-то шахты и что они, как я уже сказал, ничего не стоили. Сестра оставила их Ситону, только чтобы досадить, ведь он вечно сидел без денег. Шутка вполне в ее стиле, не слишком изысканная. Несколько дней назад я их выкупил. Он посторонний человек, за что же должен пострадать от наших шуточек? Нет, в подходящий момент и я пошутить не против, но Рут явно изменил вкус.
Объяснения его звучали не слишком убедительно, и Люк не стал скрывать сомнений.